— Нет. Я даже не считаю, что отец меня в чем‑то винил, но после смерти мамы он ко мне охладел. Я без конца старался приблизиться к нему, жить его интересами или втянуть его в свои, но между нами стояла стена. Казалось, я для него сплошное разочарование, мне никогда не удастся сказать или сделать нечто такое, чтобы он меня заметил. Я просто видел, что ему со мной неинтересно, он не хочет знать, что я думаю или чувствую. А когда он наперекор мне решил строить эту гостиницу, это стало предметом наших споров. Я решил, что мне никогда не добиться его уважения. А значит, нечего и пробовать.
— Наверное, вы были совсем одиноки, — вставила Джози тихо, почти шепотом. — Вы потеряли не только мать, но и отца.
Как она догадалась? Интуитивно она попала в самую точку.
Льюк вдруг понял, почему он так легко раскрывается перед ней, почему всегда так откровенен. Она слушает не ушами, а сердцем, догадался он. Она не просто пытается понять, она сопереживает. Это редкий, особый дар — уметь так слушать.
Льюк сжал ее пальцы чуть крепче, наслаждаясь ощущением их в своей руке.
— Конечно, одинок. И я поклялся, что если во мне кто‑то будет нуждаться — друг или родственник, — я приду на помощь. — Льюк глубоко вздохнул и помолчал. — Но когда я был больше всего нужен отцу, меня рядом не оказалось. Как говорится, яблоко от яблони недалеко падает, а? — Глядя на огонь костра, он с укором покачал головой.
Джози сжала его ладонь.
— Вы это сделали не нарочно. И я уверена, отец тоже не отделялся от вас преднамеренно. Горе очень меняет людей.
Лунный свет тоже меняет людей, подумал Льюк. Что со мной происходит, что заставляет меня так распускать язык?
— Простите, я не хотел изливать на вас свои переживания, у вас же отпуск, в конце концов. Поговорим о чем‑нибудь более приятном.
— А вы и не изливаете. Я чувствую с вами какую‑то… — (Боже, что сказать: связь? Близость? Не годится. Сочувствую, тронута? Подумает, что я тронутая вообще.) — Льюк, я хочу вас узнать поближе, — пробормотала Джози.
Он взглянул на нее вспыхнувшими глазами; от его взгляда внутри у нее потеплело, словно от глотка черного кофе. Да, обаятельный. Судя по его горящим глазам, это слово не нужно было произносить вслух, он его уже прочитал и даже послал ей мысленно такое же слово в ответ.
Щеки Джози запылали; осознав, что он все еще держит ее руку в своей, она, перестав дышать, стала гладить его запястье своим пальцем.
— А я уже начал узнавать вас получше, — сказал он низким, хрипловатым голосом, наклонившись к ее лицу.
Пространство между ними наэлектризовалось. Теперь они сильнее чувствовали все происходящее вокруг: плеск реки, потрескивание костра, шелест листьев. Но вот Льюк поднес ее руку к своим губам, и окружающее отступило на задний план.
Он нежно прикасался губами к тыльной части ее руки, и от этого Джози как‑то размякла, сознание затуманилось, а сердце затрепетало, словно крылья птички колибри. Потом он не спеша перевернул ее руку и поцеловал там, где бьется пульс, потом прошелся губами по ладони. Джози прикоснулась кончиками пальцев к его лицу, почувствовав щетину, выросшую за день.
Льюк чувствовал ее дрожащие пальцы на своей щеке, и по его телу пробегала ответная дрожь. Ни одна женщина не влекла его так, как эта. Хотелось прижать ее к себе, ласкать губами ее лицо, гладить ее волосы, потом уткнуться носом в ее шею и вдыхать только ей присущий запах. А дальше — целовать до самозабвения, глотнуть воздуха — и начать все сначала. Хотелось раздеть ее, ласкать каждый кусочек ее тела, подарить ей медленное, обжигающее наслаждение, любить ее…
Любить? Откуда, дьявол меня подери, явилась эта мысль? — спохватился он.
И вообще, что со мной творится? Ведь я сюда притащился, чтобы ничего подобного не случилось, — она же гостья, она отстегнула кругленькую сумму за эту ночь на лагерной стоянке, не подозревая, что хозяин ранчо готов осчастливить ее своей любовью за ее же деньги. Даже если бы она сама этого пожелала — я не вправе воспользоваться состоянием эмоционально уязвимой женщины. Он резко освободил ее руку.
— Уже поздно. Думаю, нам не помешает соснуть. — Поднявшись на ноги, Льюк скрылся где‑то в темноте, из которой вынырнул с двумя спальными мешками в руках. — Вы займете палатку, а я посплю у реки, по другую сторону костра, — сказал он.
Хотя он и не задумывался о том, будет девушка спать в одежде или сменит ее на ночной наряд, но от внезапной мысли о ее переодевании у него пересохло во рту.
— Держите, — сказал он, протягивая ей один мешок. — Я пройдусь к реке, а вы устраивайтесь поудобнее. Спокойной ночи.
Развернувшись на каблуках, он зашагал куда‑то в ночь, боясь, что передумает. Каждая картина, появляющаяся в его мозгу, возбуждала его больше предыдущей. И если он не прогонит их все, наверняка изобретет повод оказаться с ней рядом.
Джози проснулась от холода. Зубы стучали, ноги заледенели — она промерзла до самых костей.
Никогда еще в жизни я так не зябла, думала Джози, сотрясаясь от дрожи внутри спальника. С опаской вытащив руку из мешка, она уже в пятый раз за этот час взглянула на светящийся циферблат. Даже трех нет, Боже милостивый, по крайней мере еще три часа до рассвета, за это время можно превратиться в ледышку.
Не могу же я вот так лежать и ждать смерти от переохлаждения, нужно спасаться! Может, у костра теплее.
Вздрагивая от прохладного ветра, Джози вылезла из палатки, завернувшись в спальник.
Костер догорел, к тому же здесь завывал ветер, залезая под самую кожу. Сердце Джози упало.
— Как себя чувствуете? — Обернувшись, она увидела Льюка, который стоял, опираясь на дерево и тоже завернувшись в мешок.
Джози пошла к нему, прижимая к себе спальник как можно крепче.
— Я з‑за‑мерзаю. Хотела с‑со‑греться у костра, но он п‑погас.
— Сейчас для костра слишком сильный ветер. Нельзя рисковать — мы можем спалить лес.
Льюк взглянул на небо, она тоже подняла глаза. Тучи то и дело набегали на луну, загораживая и ее, и звезды.
— Это, видимо, тот холодный циклон, который должен был пройти стороной, — негромко проговорил Льюк.
— У вас нет лишних о‑д‑деял? Я н‑над‑дела все, что у меня есть, и все р‑рав‑но х‑хо‑лодно.
В ответ парень дернул молнию на своем спальнике, вылез из него и протянул ей:
— Возьмите.
— Н‑нет, не м‑могу. Вы по‑гиб‑нете.
— Ничего мне не будет. — Он пожал плечами.
Джози внимательно на него посмотрела: его одежда — джинсы и фланелевая рубашка — явно не годилась для холодной ночи. Льюк храбрился, хотя с трудом скрывал дрожь. Покачав головой, Джози протянула мешок назад: